- Пошли, доча, домой!»
Инструментальщик вагонного завода Иван Михалицын посмотрел в сторону дымящихся труб заводской кочегарки и немного сильнее сжал руку своей дочурки Машеньки. Та посмотрела на папку. В ее нежных, ласково-васильковых глазах щемилось детская радость от встречи с любимым человеком. Папа всегда забирал ее из садика, из оградки которого виднелся завод, на котором он работал. Машенька знала это и подолгу с девчонками смотрела в щелку оградки на то, как суетятся вокруг него рабочие, среди которых были и их отцы. В городе с населением чуть больше четырех тысяч человек – вагонный завод был единственным местом, где трудилось большинство мужчин. Был еще один леспромхоз, который быстро скупили заезжие коммерсанты из Москвы. Бывшие рабочие пилорам, цехов нижнего и верхнего складов шатались угрюмыми фигурами по ночным и неосвещенным улицам родного города, являя собой всю антиалкогольную политику местной администрации.
«Папа, а мы будем сегодня смотреть мультики? - спросила дочурка.
«Да, Машенька, конечно, - хмуро ответил папа и настороженно посмотрел в сторону сварочной мастерской, откуда раздавались нелитературные крики. Дочка с удивлением замотала головой, но, как оказалось ее заинтересовала совсем не эта ругань напившихся слесарей, а две небольшие тучки над их микрорайоном. Она вскинула правую руку вверх и как бы указывая на предмет своей радости, дернула второй рукой за руку своего отца
- Папа смотри, тучки!
Иван посмотрел на две небольшие серые тучки, нависшие над их микрорайоном и призадумался. Он осторожно погладил дочурку по голове и вспомнил события сегодняшней смены. Мастеровой Митрич, возившийся со своим станком всю неделю вдруг заболел и Степаныч поставил за станок Михалицына. Иван, управлявшийся за смену с любой подвернувшейся ему под руку работой не стал возражать. Надо так надо. Он лишь закатал рукава своей спецовки и включил допотопный агрегат. Мужики как-то рассказывали в курилки, что лет пятнадцать тому назад на этом станке работал сынок какого-то крупного чиновника из области, который любил позабавить себя спиртным. И как-то один раз он порезал себе палец на станке. Потом у него начала гнить вся рука, и врачи отняли руку. Но видимо инфекция была чересчур серьезная и врачам не удалось спасти его от заражения крови. Парниша умер, а его папаша в отместку посодействовал тому, чтобы бригадира цеха посадили в тюрягу. Станок сожгли какие-то злоумышленники, но уничтожить его не удалось никому. Так его и оставили в цеху, как напоминание и сынке богатого папочки. И вот на этом самом станке и остался работать Иван. Он деловито настроил его и отошел покурить. И вдруг услышал странный шепот. Обернувшись, он не заметил никого, кто мог бы издавать такой шепот. Потом он посмотрел на станок и увидел, что на его чугунном основании стали проступать какие-то странные знаки – лица, искаженные болью. Иван протер глаза, но лица не исчезали, их становилось все больше и больше и Иван потерял сознание. Очнулся он от того, что кто-то тряс его за руку. Пал Палыч – мастер соседнего цеха. Он даже слова не мог сказать. Палыч отвел его в санчасть, и пожилая медсестра Карпова сделала ему укол, от которого Ивану значительно полегчало. Он и сам не мог понять, что с ним произошло и почему он потерял сознание. Но он был уверен в том, что что-то с этой минуты начинает в нем меняться. И это пугало его.
Доча задрала голову и посмотрела в усталое отцовское лицо. Иван Михалицын вспомнил эту историю и вдруг почувствовал, как тяжелеют его руки и ноги, как начинает холодным металлом отдавать где-то в сердце, как коченеют конечности и невыносимо больно становится с глазам.
- Папа, что с тобой?
Дочурка испуганно смотрела на изменявшего с каждой секундой свой привычный облик папой и испуганно хлопала глазенками.
- Ничего, дочка, не бойся. Все хорошо!
Иван потрогал свою новую квадратную голову и понял, что именно такой и должна быть его голова. Его тело приобрело прямоугольные формы, а руки и ноги напоминали лапы манипуляторов и тяжелые клешни электрокранов. Он не удивился.
- Это моя новая форма, дочка. Теперь я всегда буду в ней ходить.
Машенька перестала шмыгать носом, утерла слезки, но все еще с испугом продолжала смотреть на отца. Но папа как будто не замечал этих странных изменений собственного тела и потому вел себя очень спокойно, как будто ничего не произошло. Иван тем временем тревожно всматривался вдаль, привыкая к своему новому телу. Подняв голову он заметил, что исчезли тучки над микрорайоном, где они жили.
« -Что же это такое со мной произошло, подумал Иван, - неужели кто-то на заводе разлил ртуть или эти, кэгэбэшники решили проверить на нас очередное химическое оружие? Как же я теперь буду жить? Что скажет обо мне моя собственная дочурка? Как примет меня жена? Что со мной будет?»
Лиля Михалицына – супруга Ивана Михалицына, тревожно всматривалась в окно, дожидаясь прихода мужа и дочки. Ее аллюминевая рука коснулась чугунных грудей и из титанового сопла над верхней губой раздался тяжелый вздох.